Чистой воды баловство.

[laTrapa69]

Пост для драбблов.
Я уже вторую неделю порываюсь откопать все жестоко выдранные из тетрадок листочки,исписанные фанатской фигнёй,но ролка меня морально убивает хДД
Всё же минус таких,общенаправленных,ролевых-"экшн" только за счёт сорванных уроков-и никакой любови хД Жаль конечно х)
В общем,это лирика и офф.Пост будет обновляться и подниматься по мере появление новых почеркушек х) Пока всё что есть в перепечатанном виде х_Х

Tsubasa RC, Курогане/Фай. "Излом"

Tsubasa RC. Курогане/Фай.

Излом. Мир, существующий для того, чтобы ломать таких наивных и не сумевших отбросить слепые надежды глупцов, как ты.
Это Фай понимает, едва подошвы купленных в прошлом «мире» ботинок касаются этой земли – и всё внутри взрывается предостережением. Ты погибнешь, убирайся! Уходи! Ну же!...
Но не в его правилах подчиняться страху. Больше не в его.
Тихий, пустой, как кажется на первый взгляд, мир чем-то неуловимо напоминает его собственный – разрухой ли, или смертью, томящей тяжестью витающей в воздухе. Люди тут находятся, смотрят настороженно, готовые бросится при малейшем подозрении на угрозу – и Фаю знаком этот взгляд. Так смотрят те, у кого из всех ценностей осталась только собственная жизнь, которую из принципа хранят всеми силами.
Токио. Слово горчит на губах, пылью, занесённой ветром, попадает в глаза – режет, хочется зажмуриться, зажать ладонями веки. Даже ночью здесь всё так же удушливо-тревожно.
Когда сзади раздаются шаги, скрипящие на занесённой песком площадке, Фай даже не удивляется – врятли кто из их компании может спокойно уснуть, когда наждаком по всем нервам и сухожилиям гуляет чувство тревоги и опасности. Принцесса разве что.
Сухие губы плохо слушаются – Фай не чувствует холода, лишь краем сознания понимая, что замёрз, но спрашивает, наперёд зная всё ответы:
-Чувствуешь?
-Да.
Курогане отвечает сухо и коротко, резко выдыхая одно-единственное слово, прислоняясь к стене рядом с Фаем спиной. Всего в паре шагов – но Фай всё равно чувствует исходящий от него жар, невольно придвигаясь ближе. Он просто слишком замёрз, стоя тут на ветру. Хотя в их стране намного холоднее, не сравнимо даже. Но к хорошему, кажется, слишком быстро привыкаешь – и Фай почти забывает, что такое настоящий холод. Во всех смыслах.
-Шаоран чувствует?
-Да, - и, упреждая вопрос, произносит с едва слышимым облегчением – Принцесса спит.
Фай делает ещё шаг, касаясь ладонью ненормально горячей руки Курогане, и продолжает спрашивать – находится в тишине невозможно.
-Тебе страшно?
-Да, - небольшая заминка перед ответом, но ответ честен, Фай понимает это. В таком месте, как Токио трудно держать маски, скрывая истинные чувства – они сползают с лица, падая под ноги, обнажая настоящее лицо. У Фая тоже не получается улыбаться, губы как чужие, - говорят то, о чём он предпочёл бы промолчать, но сейчас это почти физически больно.
-Значит, мы умрём.
Это даже не вопрос, смерть тут нередкое явление – это чувствуют и Фай, и Курогане, дай бог чтобы это знание обошло детей. Выживает сильнейший, слабые ломаются ещё в самом начале.
Курогане шумно вздыхает, отстраняясь от стены, и неуклюже, почти как ребёнка, треплет Фая по волосам.
-Не задерживайся.
Порыв ветра кидает в лицо Фая новую порцию сухого песка, забиваясь под веки – у него намокают ресницы и он почти неосознанно тянется к глазам, слушая затихающие шаги за спиной.
Твёрдое «нет», так и не произнесённое вслух, повисает в воздухе.

KHR! Гокудера/Тсуна. "Осень"

KHR! Гокудера/Тсуна.

Гокудера не любит осень. Его деятельной натуре не по душе унылая слякоть типично-осенних дней. Хаято не любит дожди и сопутствующие им тяжёлые, почти чёрные, тучи, ревниво прячущие небо. Гокудера любит голубое, чистое, бескрайнее небо, охватывающее весь мир – напоминающее о другом, ясноглазом и драгоценном.
К тому же дождь стихия Ямамото, а для Хаято делить что-то с этим придурошным - самое страшное наказание. У Гокудеры своя логика. Он не любит это время года.
Но когда в один из дней, зайдя по пути из школы в парк, Тсуна радостно протягивает к нему сложенные лодочкой ладони с горстью чуть влажных листьев, горько пахнущих дождями и пропитанной влагой землёй, так наивно-детски улыбаясь, он готов взять свои слова обратно. Такую осень, доверчиво протянутую на ладонях, любить легко. Такую осень, восторгом отражённую в ореховых глазах, не любить невозможно.
Но у Хаято слишком мало слов, чтобы сказать, как он любит такую осень, поэтому всё, что он может сделать – это бережно обнять замёрсшие, покрасневшие от холода ладони Тсуны своими, делясь собственным теплом, надеясь, что босс поймёт всё сам. И уже почти не удивляясь, встречать на пол пути чуть дрожащие губы, пахнущие горькой осенней нежностью.

D.Gray-man, Аллен, 14-ый.

D.Gray-man, Аллен, 14-ый.

Седые волосы, клеймо проклятия, кривая ухмылка.
Коронованный клоун. Шут всех шутов. Грубо сплавленная, со шрамами на месте спаев, жалкая пародия.
«Ну же, Аллен…»
Почему «Аллен»? Кто такой – «Аллен»?
В этом голосе, глухо отдающемся в солнечном сплетении, усмешка и вкрадчивость хищника, до поры до времени втянувшего когти.
Аллен зажимает уши ладонями, но всё равно слышит этот голос – прорывающийся через ритуальный барабанный бой и собственное сорванное дыхание. Его сердце? Его?
Всё тело ощущается как чужое, он не чувствует ладонью прикосновения к гладкой поверхности зеркала, пытливо вглядываясь в собственные запавшие прищуренные глаза.
«Ну же, сволочь, я знаю, ты там»
Безумный смех бьёт набатом по оголённым нервам, чуть не снося с ног.
«Аллен…Глупенький Аллен…»
В висках отбивает в такт лихорадочно бьющемуся в сознании голосу.
Аллен смотрит – и видит в собственных глазах его тень. Почти различая кривую, издевательскую ухмылку.
«С-сволочь…»
Мы все бездомные, брошенные дети, со своим сумасшествием, со своим личным Адом внутри. Аллен ли, виртуозно меняющий лица-маски и улыбки – одну ослепительнее другой, и боящийся своего настоящего лица. Канда ли – гордая надломленность жестов и яростно ощетинившиеся иглы, растерявшие половину яда, отчаянно кричавшие «Не подходи! Не навреди!»
Лави ли, не умеющий просить о помощи, сдавленный рамками своего долга.
«Мы все – как уличные, брошенные коты. Одинокие, промокшие, все насквозь фальшивые».
Смех обрывается лишь для того, чтобы смениться почти нежным, почти умоляющим «Иди ко мне, Аллен, я спасу тебя…»
…Зеркало разлетается осколками, крошась в пыль у ног заливающегося безумным смехом Аллена.

KHR! Скуалло, Ямамото

KHR! Скуалло, Ямамото.

Скуалло безмерно раздражает Ямамото Такеши — весь, от носок старых истёртых кроссовок до растрёпанной макушки. Нет в этом мире другого такого человека, способного вывести Супербиа одним своим видом, довести его до состояния невменяемости, когда взять себя в руки удаётся не всегда и не сразу.
Своими жестами, привычкой растрёпывать волосы, глядя растерянно/насмешливо/пристально, словно в надежде вытрясти душу и понять, что у него на уме, своими словами.
О, да даже одними интонациями!
Но более всего, конечно, целой коллекцией своих улыбок — от растерянной, непонимающей, хрупкой, как треснувший лёд, нежности, до наиболее раздражающих — широкой улыбки довольного Чеширского кота.
Он улыбался всем и всему, меняя одну улыбку на другую, умело реагируя степень искренности. Такеши улыбался друзьям, Такеши улыбался союзникам, Такеши улыбался врагам. Тех, кого он встречал не искрящейся улыбкой — по пальцам пересчитать. Тех, к кому он относился серьёзно, не тратя времени на бесполезные эмоции, полностью сосредотачиваясь на бое — ещё меньше. Практически нет.
И Скуалло бесит это. Потому что ему Такеши улыбался постоянно и за всю их историю знакомства Супербиа не помнил момента, когда бы мальчишка стал более менее серьёзен. Серьёзен к нему.
...Но когда там, на поляне, в том проклятом времени, пришедшем к нему лишь чужими воспоминаниями, освящённое ало-рыжими отблесками кострового пламени, впервые на памяти Скуалло, лицо Такеши посерьёзнело — словно съехала затёртая, неумело сдёрнутая маска, обнажив истинное лицо. Усталое, бледное, с глубоко запрятанным нервным страхом, Скуалло подумал, что лучше бы этот идиот улыбался.
Правда.